«Я так себя чувствую, что разуму у меня для дому достаточно»

(«Правда - хорошо, а счастье лучше»)

Лет за сорок до комедии «Правда – хорошо, а счастье лучше» Н.В.Гоголь писал, что «на Руси есть такая изрядная коллекция гадких рож, что невтерпёж пришлось глядеть на них». Перефразируя Николая Васильевича, можно сказать, что в пьесах Островского мы встречаем «изрядную коллекцию гадких рож» купцов-расточителей. И, казалось бы, все они должны быть похожи друг на друга, однако Александр Николаевич выписывает своих «героев» так, что спутать одного с другим попросту невозможно.

И не последнее место среди них занимает «балалайка бесструнная» - Амос Панфилыч Барабошев, «купец, лет за 40, вдовый» (так нам его представляет автор). Мы знаем, что он «торгует по доверенности» от матери, чтобы было «занятие». Очевидно, строгая маменька стремится так отвлечь его от трактиров, но получается у неё это плохо – «Да уж морщится сама-то, видно, тяжело становится; а он, что дальше, то больше понятие терять начинает». От вездесущей Филицаты мы узнаём и ещё кое-что: «Приказчик есть у нас, Никандра, такой-то химик, так волком и смотрит; путает хозяина-то ещё пуще, от дела отводит, — где хозяину убыток, а ему барыш». Этот самый «Никандра», стремящийся обогатиться за счёт хозяина (да уже и получивший немало – «Слышим мы, на стороне-то так деньгами и пошвыривает, а пришёл в одном сертучишке»), пользуется нежеланием и неумением хозяина вести дела («Давно я вас приглашаю: пожалуйте в контору; потому — хозяйский глаз… без него невозможно…» - «Не в расположении… Мне теперь нужен покой…») и доводит его до угрозы банкротства и попыток обмануть мать. «Сами обманывать не умеют, так людей нанимают», - презрительно скажет Платон Зыбкин и писать фальшивые отчёты откажется – и тогда в ход идут уговоры («Пущайте против маменьки аллегорию, а я в ваш тон потрафлю — против вашей ноты фальши не будет», - посоветует приказчик), причём уж тут виден откровенный и достаточно неумелый обман: «Денег в кассе наличных нет». – «Куда ж они делись?» - «Я на них спекуляцию сделал в компании с одним негоциантом. Открыли натуральный сахарный песок, так мы купили партию». – «Как так натуральный?» - «По берегам рек». – «Как же он не растает?» - «В нашей воде точно растаять должен, а это в чужих землях… Где, Никандра, нашли его?» - «В Бухаре-с. Там такие реки, что в них никогда воды не бывает-с». Правда, обмануть маменьку не удаётся: «Так бы ты и говорил, что нужны, мол, деньги, а сахаром-то не подслащал».

А нужны деньги на бесконечные кутежи и гульбу по трактирам («Мне нужно тысячи две на мои удовольствия»). Мать будет разговаривать с ним очень язвительно: «Ты дома, миленький? На чем это записать? Как это ты сплоховал, что тебя ночь дома застала, соловьиное время пропустил». – «Соловьиное время только до Петрова дни-с». – «Для тебя, миленький, видно, круглый год поют; вечерняя заря тебя из дому гонит, а утренняя загоняет. Дурно я об сыне думать не могу, так всё полагаю, что ты соловьёв слушаешь!» Зато с каким удовольствием станет он рассказывать о вине! «Намедни сидим в трактире, пьём мадеру, потом пьём лафит “Шато ля роз”, новый сорт, мягчит грудь и приятные мысли производит». И добавит: «Вино на меня действия не имеет. А ежели какой от него вред случится, только недельку перегодить и на нутр цапцапарель принимать, — все испарением выдет, и опять сызнова можно, сколько угодно» (не поленилась, залезла в словарь и выяснила, что «цапцапарель» - снадобье, излечивающее от последствий пьянства).

Отвечая маменьке на её слова, что «нельзя же уж весь-то разум пропивать; надо что-нибудь, хоть немножко, и для дому поберечь»: «Я так себя чувствую, что разуму у меня для дому достаточно», - он очень выразительно скажет о себе: «У меня разговор свободный, точно что льётся, без всякой задержки и против кого угодно. Такое мне дарование дано от Бога разговаривать, что даже все удивляются. По разговору мне бы давно надо в думе гласным быть или головой; только у меня в уме суждения нет и что к чему — этого мне не дано. А обыкновенный разговор, окромя сурьёзного, у меня всё равно что бисер». То есть сам признаёт, что к серьёзным делам не способен…

Мнит себя при том Барабошев, видимо, человеком просвещённым, и это отражается в его речи. Комично звучит диалог с маменькой: «Вы непременно желаете для своей внучки негоцианта?» - «Какого негоцианта! Так, купца попроще». Мои читатели уже приводили великолепную реплику «Маменька, у меня к вам финансовый вопрос», а я бы добавила ещё изумительное «Для чего этот весь конгресс, это даже трудно понять».

Обычная черта купца – пустить пыль в глаза, не дать кому-то выглядеть богаче или значительнее. Вот и Амос Панфилыч хочет уязвить соседа, найдя для дочери особенного жениха: «Раскошеливайся, маменька, камуфлет изготовим… К ним в семь часов господин полковник наезжает, и все они за полчаса ждут у окон, во все глаза смотрят, — и сейчас — без четверти семь, — подъезжает к нашему крыльцу генерал. Вот мы им глазами-то и покажем» (поневоле вспомнишь чеховскую «Свадьбу с генералом»!) – а чувства дочери, разумеется, его не волнуют.

И в остальном этот «просвещённый» человек по самодурной натуре своей, пожалуй, не уступит ни Титу Титычу, ни Дикому. Вспомним его издевательства над Платоном, которого за то, что «всем правду в глаза говорит» (и не просто так, а разоблачая обманы), «оттёрли от должности и поставили шутом» («он у нас заместо Балакирева»). Отвратительна сцена, когда, читая попавшее ему в руки письмо, он смеётся и над каждым словом («Сейчас мы вам развлечение доставим, будем читать сочинение господина Зыбкина»), и над автором его: «А ты разве чувствительный человек? Мы, братец, этого до сих пор не знали». Барабошев и поддакивает Мухоярову, откровенно оскорбляющему конторщика:

«Платон. Ничем я не хуже вас, вот что! Я молодой человек, наружность мою одобряют, за свое образование я личный почётный гражданин.

Мухояров. Нет, не личный — а ты лишний почётный гражданин.

Барабошев. Вот это верно, что ты лишний».

А затем и вовсе предъявляет к взысканию вексель, собираясь отправить неугодного в долговую яму. Поневоле встанешь на позицию Платона в таком вот диалоге: «Сейчас мы вставим двойные стекла (надевает пенсне) и будем разбирать твои чувствия». – «В пустой чердак двойных стекол не вставляют».

В финале пьесы дела Барабошева принимают «неожиданный оборот»: Платону доверены «вся торговля и капитал», вексель его разорван, он объявлен женихом Поликсены, - а значит, свадьба с генералом не состоится. И «финансовый вопрос» («Мне надо в город ехать, по векселям платить») решается маменькой довольно просто: «Ты хотел Платона-то в яму сажать, так не сесть ли тебе, миленький, самому на его место. На досуге там свой цапцапарель попьёшь, лик-то у тебя прояснится».

Да, конечно, это только угроза, ведь сам же он заметит: «Если со мной такое кораблекрушение последует, так на всё семейство мораль; а мы затеваем бракосочетание и должны иметь свой круг почётных гостей». Однако и здесь Мавра Тарасовна находит средство унизить его: «А не хочешь в яму, так Платону кланяйся, чтоб он заплатил за тебя; и уж больше тебе доверенности от меня не будет».

Порок наказан, добродетель торжествует… Если бы всегда так было!

Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь

"Путеводитель" по пьесам Островского здесь